​​Владимир Зеленцов

Первой организацией, в работе которой я принял участие как волонтер, был детский хоспис «Дом с маяком». Увидел на «Фейсбуке» пост о том, что девочка из «Дома с маяком» мечтает о собачке, и молниеносно решил эту задачу: вечером того же дня заводчик уже привез ребенку для выбора двух собак разного окраса. То есть я поучаствовал в этой истории деньгами и организационными способностями. Потом я подписался в «Фейсбуке» на страничку «Дома с маяком», и одним из первых людей там, как потом выяснилось, с которыми я познакомился, была информационный координатор отряда «Лиза Алерт» Мэри-13 – она была волонтером детского хосписа; когда я позднее пришел в отряд, увидел сообщение о поиске и набрал указанный там номер, то он у меня на телефоне высветился как «Мэри, детский хоспис». И я ей говорю: «Маша?» А она мне: «Вова?..»

В «Доме с маяком» всегда нужна помощь автоволонтеров, а так как я провожу много времени за рулем, люблю ездить и вообще люблю все, что связано с машинами, я начал возить посылки с расходниками – памперсами, гастростомами и прочими медицинскими предметами, – доставлять их по Подмосковью и Москве. Это очень простое дело и очень важное, как говорится, было бы желание. Обычно все говорят: «Да я бы рад, но у меня нет времени». На самом деле это не времени нет – это нет желания. Когда есть желание, откуда-то появляется и время: проверено!
Я регулярно ездил одними и теми же маршрутами по работе, и оказалось, что мой путь все время пролегал мимо детского хосписа «Дом с маяком» или рядом с ним. И выяснилось, что по маршруту, по которому я ехал, есть адреса детей, которые стоят на учете «Дома с маяком». И я просто наложил новую карту на свою старую карту передвижений. И многое совпало. Оказалось, что я могу помогать, не отрываясь от своей основной работы.


О первом поиске

В «Доме с маяком» я познакомился с Ирой Антипиной (позывной Евра), как потом выяснилось, она участвует также и в деятельности «Лиза Алерт», в работе группы коротких прозвонов, она очень многих находит по телефону, но также и участвует в лесных и городских поисках. И как-то раз, в начале осени 2018 года, она мне позвонила и говорит: «Вовка, там бабушка пропала в лесу, а я что-то боюсь ехать туда на своей машинке, далеко. Давай сгоняем?» И мы втроем с еще одной девочкой туда поехали. Это был поиск где-то в Калужской области. Как сейчас помню: координатор «Ромео» дал нам задачу отработать кладбище – естественно, ночью. Наверное, хотел проверить нас на стрессоустойчивость...

После этого поиска я сказал Ире: «Ты меня зови, если что», – и Ира стала регулярно меня звать на поиски, а потом, когда мне начали активно приходить сообщения от «Билайна» по рассылке, я стал уже сам выезжать. И мне понравилось. За первый год в отряде у меня было больше сотни выездов на поиски. За выходные я мог побывать на пяти-шести поисках. Потом я делал паузу: приезжал домой, гулял с детьми, проводил время с женой, ездил к родителям в Подмосковье.

В девятнадцатом году, когда я уже больше полугода был в отряде, папа рассказал мне, как он потерялся в лесу. У папы прооперированные ноги, он ходит час, и ему потом иногда надо полчаса сидеть, а он там блуждал четыре часа по бурелому с другом... Когда я это все услышал, я был на него зол и понял, насколько это все близко ко мне и насколько вероятно это может произойти с моими близкими. Я и раньше понимал, что это важно.

Я начал регулярно ездить. У меня появился постоянный костяк экипажа: моя машина вмещает семь пеших поисковиков плюс я как водитель. Я закупил свое оборудование – люблю, когда все свое, – и координаторы встречали меня с распростертыми объятиями, еще бы: приезжает одна машина, а в ней – четыре двойки! Уже с оборудованием! Мы ездили много и везде. И все это как-то легко совмещалось с остальной жизнью, и даже в так называемый ягодно-грибной сезон поисков я умудрялся и работать, и путешествовать с семьей, и не забывать про развлечения. И в фонде «Вера» все успевал: и посылки доставить, и под Новый год мандарины закупить, и летом привезти арбузы с дынями, и всякие события устраивали с моей коллегой Надей Бабкиной из фонда «Вера», которая там тоже волонтер.

Жене своей я всегда говорю: «Это ты мне даешь возможность этим заниматься». Она закрывает мой тыл: я знаю, что у меня дома и с детьми, а у нас их трое, все в порядке.

О приоритетах

Для меня самое главное – это моя жизнь и моя семья. Все остальное – в частности волонтерство – идет как бы в дополнение. Бывает, что многие волонтеры, в том числе у нас в отряде, перегибают палку, уходят в это с головой и зачастую рушат свои карьеры, быт и даже семьи. Я так не хочу. Я люблю свою жизнь, я люблю свою семью и делаю только то, что не в ущерб моей семье. Я стараюсь успевать максимально делать дома, делаю самые важные вещи, я расставляю приоритеты.

Это важное умение – расставлять приоритеты. Конечно, иногда бывает, что я срываюсь и лечу куда-то в срочном порядке, но в основном то, чем я занимаюсь, – это системное волонтерство.

Мне кажется очень важным, чтобы благотворительность и волонтерство были системными, чтобы это было не просто разовым порывом души, а осознанным действием, и чтобы каждый понимал необходимость его помощи. Поэтому я в каждом конкретном случае взвешиваю, насколько я там нужен и полезен, и сравниваю это с тем, насколько я сейчас нужен семье. Вот, допустим, бывают поиски где-то далеко, в другом регионе, где требуется участие группы поисковиков из Москвы, и ищут тех, кто готов туда ехать. Часто бывает, что я даже не дергаюсь в этом направлении, потому что у меня на эти дни запланированы важные для семьи дела.

Конечно, когда речь идет о детских поисках, некоторые говорят: «А представь, если бы это был твой ребенок и тебе бы кто-нибудь сказал, что ему важнее дела его семьи, что бы ты сказал?» Что я могу сказать на это? Я бы понял этого человека. У каждого из нас своя жизнь, и я не могу рушить то, что годами складывалось, тем более что поиски, где нужны люди, к сожалению, будут всегда.


О жене Елене

Моя супруга тоже в отряде, она ведет статистику группы просмотра и анализа снимков с беспилотных летательных аппаратов. Сначала она отсматривала снимки, но потом, когда ей сделали операцию на глаза, ей стало нельзя долго смотреть в ноутбук, и она сменила род деятельности. Поэтому она прекрасно понимает всю эту поисковую историю и поддерживает меня. Я уже третий год в «Лиза Алерт», и за все это время я ни разу не услышал фразы типа «какого черта ты куда-то там поперся?», «что происходит?!», «ты там пошел по лесу гулять, а я тут одна с тремя детьми дома сижу».

Когда я пришел в отряд, мы с ней как-то разговаривали, и я сказал: «Хочешь, попробуй, есть, например, горячая линия, можно принимать заявки на поиск». Она сказала: «Нет, меня же дети все время дергают». Я говорю: «Хорошо, можно больницы обзванивать». Она говорит: «Нет, по телефону общаться не хочу». Тогда я ей предложил: «Ты часто сидишь в интернете (она парикмахер, смотрит много всяких обучающих роликов), смотри, вот, есть такая группа просмотров». И она сказала: «Прикольно, давай попробуем». И все.

Мы с женой смотрим на поисковую деятельность через призму нашей жизни. Поэтому мы как родители прекрасно понимаем важность того, что мы делаем. Я мечтаю о том, чтобы вообще люди не пропадали, тем более дети.

Мне хочется проводить время с друзьями – на шашлыках, на рыбалке, – с детьми, хочется придумать себе еще какое-нибудь хобби и не тратить время на поиск людей. Но если такая потребность есть, если я могу помочь и моя помощь востребована, я, безусловно, буду в этом участвовать.


О детской безопасности

Своих детей я регулярно инструктирую. Объясняю им: «Телефон сел – пулей домой, потому что если вдруг папа позвонит и у тебя недоступен телефон, то у папы в голове включается таймер обратного отсчета и через 15 минут начнется поиск». Рассказываю им, как действовать в той или иной ситуации, в случае если все-таки вдруг потерялись.

Старшей дочке Кате 11 лет, она много где была со мной: ездила помогать в «Дом с маяком», мы все вместе участвовали в акции «Дети вместо цветов». Младшая дочь Юля (9 лет) все свои накопления регулярно отдает мне и просит: «Отправь, пожалуйста, куда-нибудь, кому нужнее».

Я регулярно им объясняю, кому и почему я помогаю. Как-то раз сказал одной из дочек: «Ляг на кровать». Она легла. Я говорю: «Лежи». Она лежит. Надоело, спрашивает: «Можно вставать?» Я говорю: «Нет, лежи. Лежи, и все. Это чтобы ты на минуту почувствовала, каково детям из хосписа, тем, которые не могут ни повернуться, ни поднять руку, ни пошевелить ногой, ни играть в игрушки, ни ездить на велосипедах, ни бегать – ничего». И я потом сказал им: «Я прошу вас ценить то, что у вас есть, начиная от вашего здоровья и заканчивая вашей яркой и красочной жизнью, и не забывать еще и о том, что есть те, кому до боли, до слез больно и обидно, что у них вот так сложилось». И они с пониманием к этому относятся.

Рассказываю и про поиски в «Лиза Алерт». Они регулярно спрашивают: «Пап, ты куда, опять кого-нибудь спасать?» Я говорю: «Да». «А кого?» Я говорю: «Бабушка потерялась». «Ой, бабушка, ей, наверное, страшно в лесу». Как-то раз на даче поздно вечером я взял оборудование и вывел детей в лес. Мы отошли буквально на двести-триста метров от дома, чтобы не видно было огней СНТ. Шли с фонариками, а потом я фонари у них собрал и выключил. И спрашиваю: «Что вы видите?» И дети: «Ой, папа, включи свет, очень страшно!»

Я им регулярно рассказываю о том, что лес – опасная среда и что если они потеряются, то нужно оставаться на месте. Они не могут в полной мере это почувствовать, но я бы и не хотел, чтобы мои дети это все прочувствовали на себе в реальной жизни. Поэтому я им регулярно устраиваю всяческие штуки, я их брал на несколько «Рыжих елок», которые организовывали ребята из «Школы «Лиза Алерт», они знают домашний адрес, мой и мамин телефон, свою фамилию, имя и отчество, год рождения, номер школы, в которой они учатся, к кому можно обращаться за помощью: к человеку с ребенком, сотруднику того места, где ты потерялся, или человеку в форме – полиции или охране. То есть я их дрессирую. Планомерно, педантично, регулярно капаю на мозг. Капаю, капаю, капаю. И не скрываю от них, что мир небезопасен, что опасность подстерегает во многих местах. Я не боюсь им рассказывать, что есть злые люди. Старшая дочь у меня уже сейчас в группе риска, потому что она уже выглядит как взрослая: рост сто шестьдесят четыре сантиметра, а на самом-то деле 11-летний ребенок. И она сейчас, как все подростки, чересчур самостоятельная, мол, я все знаю, не надо мне ничего говорить. Но я все равно регулярно напоминаю о том, что к ней не может подойти взрослый человек и обратиться с просьбой и что если он подошел – это опасность. Ну не может взрослый мужчина или девушка подойти и сказать: «Ой, Катюша, помоги мне с котенком, он в подвале застрял». Учу говорить «нет», кричать в случае чего и обращать на себя внимание. Это важно уметь делать.

Об удовольствии от волонтерства

У меня нет волонтерского выгорания, но у меня есть отторжение: если мне что-то не нравится в той организации, которой я помогаю, я оттуда тихо ухожу. Я не хочу терпеть дискомфорт или делать то, что мне не нравится, потому что я занимаюсь этим для собственного удовольствия. Для меня это важно.

Я пеший поисковик. В отряде я ни на кого не учился, кроме как на техника-оператора БПЛА Zala. Иногда я хожу старшим, мне доверяют координаторы, но аттестацию на старшего поисковой группы я не проходил. Многие спрашивают, почему я не учусь на координатора, инфорга или старшего на месте и т.д. – отвечаю: это не потому, что я боюсь ответственности, я просто не люблю обязаловку в волонтерстве. Я хочу получать удовольствие от своей волонтерской деятельности. Хочу иметь возможность уехать куда-то со своими близкими, заниматься чем-то другим, работать в удобном для себя режиме. И я время от времени отказываюсь от поисков – не потому, что я не хочу помогать людям, а потому что я хочу провести время со своей семьей, а это абсолютно нормальное желание.

Другие истории о поисковиках-добровольцах читайте в нашей рубрике «Поиск людей».