Екатерина Гогина

Я села искать информацию про отряд 9 июня 2014 года – почему-то запомнила эту дату, – зашла на сайт «Лиза Алерт», увидела поиск, подумала: «О, интересно, можно поехать». Позвонила инфоргу поиска, спросила, нужна ли я. Инфорг сказал «да, конечно», и я забрала ещё одну девочку и поехала. Координатором был Григорий Сергеев, председатель «Лиза Алерт». На этом первом поиске у нас была небольшая задача – мы клеили ориентировки.

Главное ощущение после поиска – прикольно! Ты что-то делаешь, ты такой значимый, такой тут нужный. Интересное, необычное чувство. Все, кого я там встретила, показались мне добрыми, спокойными, открытыми миру людьми. Я очень боялась, что мне скажут: «Чего приехала? Ну ладно, иди туда, сделай там что-нибудь», – или вообще пошлют, но никто меня не послал, не нарычал, они были заинтересованы в моём участии и отнеслись ко мне очень хорошо. Это было удивительно.

Пропавшую нашли живой, и я поехала на другой городской поиск, где у меня тоже была небольшая задача. А вот потом, 14 июня 2014 года, случился поиск Матвея Иванова в Дедовске, похищенного из роддома. И всё, я осталась там… на всю последующую жизнь.

В Дедовск я уже ездила как на работу, либо приезжала каждый день, либо оставалась, спала в машине и потом опять что-то делала. Я была там почти весь месяц, пока мы искали. Но не каждый день, потому что меня… очень быстро назначили координатором.

В один из дней мне позвонила Ира Воробьёва со словами: «Привет, что ты сегодня делаешь?». Я сказала: «Переодеваюсь и еду к вам в Дедовск». «Нет, – сказала Ира, – ты не едешь к нам, ты едешь координировать поиск деда». Я удивилась: «В смысле?!», – а она мне сказала: «Ничего не бойся, мы тебе подскажем, что делать, очень нужен координатор на этот поиск». Я спросила у неё: «Ты уверена?», – а она ответила: «Всё нормально, ты справишься». После этого позвонил Гриша, рассказал, что делать, и я поехала. Дедушку мы нашли в больнице. Потом был первый лесной поиск – во Владимирской области, и с тех пор я координатор «Лиза Алерт».

О том, как важно думать тем, кто ходит

Помимо того, что я координатор, я инструктор «Школы «Лиза Алерт», куратор региона (Томск) и с недавнего времени руководитель направления «старший поисковой группы». Куратор я уже постольку-поскольку, потому что регион у меня уже воспитан и вырос, и он практически самостоятельный. От уроков в школах я немного отошла, участвую только в наших больших квестах по безопасности и читаю «Родительские собрания». Мне это интересно, мне интересно доносить до людей страх и понимание того, что может произойти, если пренебрегать правилами безопасности, и учить их тому, как этого можно избежать. Хочется, чтобы люди это чувствовали так же, как чувствую это я, когда ищу ребёнка. Хочется, чтобы они понимали, что это не игрушки и что позиция «ой, с нами это не случится» неправильная. Случиться может, и в любой момент, когда вы не будете к этому готовы.

Новая для меня и для «Лиза Алерт» должность – руководитель направления «старший поисковой группы». Причина, по которой мы сделали это направление, – то, что в отряде недостаточно людей, которые действительно могут ходить по лесу профессионально. Много желающих, много пеших поисковиков, но опыта и знаний им не хватает. Поэтому я решила, что надо начать учить тех, кто хочет стать профессионалом. А чем больше у нас будет профессионалов, тем выше будет качество нашей работы. Среди старших поисковых групп девочек больше, чем мальчиков. Я думаю, потому что девочки в себе не так уверены, они хотят сначала что-то узнать и получить знания, а потом уже рвутся в бой и о чём-то заявляют. Мальчики, как правило, более самонадеянные и со словами «ой, чему тут учиться-то, я всё могу» сразу отправляются в лес.

Но я всегда говорю, что быть старшим и ходить старшим в лес – это разные вещи, и сплошь и рядом встречаются люди, которые стали старшими, потому что больше было некому, но на самом деле ими не являются, и, когда они отправляются в лес, ты как координатор не уверен в качестве выполнения ими задач. Бывает, что человек возвращается с группой и объясняет: «Там непроходимый бурелом, мы ломились, никак». А потом идёт старший-старичок и говорит: «Какой бурелом? Ребята, вы о чём?». Это очень расстраивает. Поэтому должность руководителя этого направления для меня сейчас наиболее интересна – хочется донести, показать, рассказать, как должно быть. Я считаю, что СПГ (старший поисковой группы) – это гордое звание, которое надо заслужить, в том числе и учёбой. Старший поисковой группы – это человек, который действительно отвечает за свои слова, за людей, с которыми пошёл, за выполнение задач. Хочется, чтобы в отряде было больше таких людей, которые знают и понимают, что это. Поэтому я и занялась этим.

В моих лекциях есть несколько подборок видеороликов, самый известный – «ПСО «Экстремум», великолепное видео, где бабушка сидит в диком буреломе, и когда я показываю его старшим, спрашиваю: «Кто готов мне сейчас сказать, что в этом буреломе никого нет?». Или, допустим, есть видео из Железногорска, когда ребята «чешут» болото, и они почти по пояс в воде – кто мне скажет, глядя на эти кадры, что это болото непроходимое? Именно так я мотивировала поисковиков на поиске трёхлетного Коли Бархатова в Омской области, говорила старшим: «Если ты утонул в болоте, тогда оно непроходимое, если нет, значит, проходимое». И этими видео я показываю и доказываю, что непроходимых мест нет. Конечно, я всегда повторяю, что мы не рискуем своей жизнью, но я жду от старших, чтобы они не говорили «я не могу это выполнить», если задача выполнима, потому что, скорее всего, кто-то другой сможет. Вопрос: конкретно ты не можешь её выполнить или она действительно невыполнима? Я учу их думать и принимать решения, потому что СПГ принимает решения и несёт за них ответственность. Лозунг старших поисковых групп: «Мало думаем – много ходим, много думаем – мало ходим». Самый простой пример: задача, точка выхода на которую находится в трёх километрах от штаба. Либо старший, не думая, поведёт группу пешком за три километра, и тогда они к тому моменту, когда дойдут до точки выхода, будут уже никакие, либо старший подумает, как добраться или доехать до этой точки, сэкономив силы своей группы. Возможно, это будет машина, возможно, заброс крупной техникой, возможно, это будет пеший путь и даже на километр больше, но по дороге, а не три километра по лесу… Если старший подумает, прежде чем начнёт выполнять задачу, ему будет гораздо проще.

О самом болезненном

Самый мой памятный поиск – конечно, ярославский Миша. Это моя боль, мои слёзы. До сих пор тяжело с этим жить. Это был страшный поиск. Двенадцатилетний аутист, который уехал на велосипеде. Он гонял по деревне, и мама не успела его развернуть. К нам заявка поступила спустя два с половиной дня после того, как он пропал... Ночью «Ангелы» меня с ещё одной девочкой доставили в Ярославскую область, ребята выехали на машинах. Мы провели опрос родственников, на рассвете начали работать, прилетел Антон Филиппов из вертолётного поисково-спасательного отряда «Ангел», группа нашла следы, уходящие в лес, и велосипед. Антон начал обрабатывать с воздуха следы и нашёл Мишу погибшим рядом с велосипедом, в пяти километрах от штаба.

И самое страшное, что, когда мы туда прилетели, там не было никого, кто бы его искал, ни солдат, ни Росгвардии, ни полиции, ни МЧС. Единственные, кто бился, – это местный участковый и ребята из отряда «ЯрСпас», которые в тот же день узнали о поиске. Полиция почему-то считала, что Миша в городе, может, потому, что он как-то уезжал в город на велосипеде и его там находили. Они получили какое-то очень странное свидетельство и обрабатывали город. К нам полиция приехала в 13:30, очень надменная, пришла в штаб со словами «давайте, показывайте нам, что вы тут делаете, его тут нет». А в 14 часов приземлился наш Антон Филиппов, зашёл в штаб, и я даже сначала не поняла, что он нашёл Мишу. Я спросила его: «Чего тебе ещё надо?», – а он ответил: «Всё, ничего не надо». Я сказала: «Окей, ты полетел?». А он ответил: «Нет. Больше ничего не надо». Антон открыл на своём планшете фотографию, а я, я никогда так не делаю, а тут по инерции на неё посмотрела… и я это увидела… Я не кричала, но тут же очень жёстко высказала полиции всё, что я о них думаю.

Мишу я очень долго выплакивала. Очень. Я была очень зла на власти, которые ничего не сделали, бросили и не искали его. Впоследствии мы узнали, что неподалёку, за Рыбинским водохранилищем, в день пропажи мальчика стоял борт «Ангелов». Они могли бы поднять его и найти Мишу в тот же день, но у нас не было заявки. И мне до сих пор очень больно, потому что я постоянно представляю себе, как он пять километров тащил за собой этот чёртов велосипед и как он там умер от холода.

Миша – это моя Лиза Фомкина, с истории поиска которой начался отряд «Лиза Алерт». Как Лиза погибла и её никто не искал, так и здесь, спустя столько лет – то же самое. Мы все эти годы бились, чтобы такого не было – и снова то же самое...


О самом радостном

Наверное, самый запомнившийся мой хороший поиск – это «омское чудо», трёхлетний Коля Бархатов, которого мы искали в августе этого года в Омской области. Чудо, потому что это была вода, а мы знаем, что дети, потерявшиеся в природной среде, часто погибают в воде. Плюс две ночи в лесу. Всё говорило о том, что он не выжил. А он выжил, стоя по колено в болоте! Самый счастливый момент с этого поиска, конечно, когда я услышала в рацию даже не крик, а визг нашей Тани, старшей поисковой группы, которая закричала: «Нашли!». За секунду я успела подумать «что нашли?», потом она кричит «ребёнок!», я не успеваю спросить «в каком состоянии?», как она прямо верещит: «Живой!». Таня, в принципе, – очень спокойный человек, и я в первый раз слышала, чтобы она буквально визжала в рацию. Плакала ли я от радости? Нет, я не плачу на поисках ни от радости, ни от горя, но я очень радовалась. В штаб пришёл начальник полиции, генерал или полковник, не помню, и я к нему обратилась со словами: «Кто молодец? Я молодец!». «Да-да, вы молодец…».

Радуюсь я всегда очень честно и очень бурно. Когда находим погибшим, конечно, переживаю, но я всегда рада, если мы нашли. Любое нахождение – это результат, и мы молодцы. Причём найти живого на отклик гораздо проще, чем погибшего прочёсом, а это очень важно для родственников, которые могут попрощаться, похоронить. И тогда я радуюсь тому, что мы хорошо сделали свою работу.