Я начал его расспрашивать, выяснилось, что неделю назад «пациент» перенес операцию, которая повлекла за собой кровопотерю. Наверное, все это сказалось. Поговорив с парнем, я дал ему препараты, которые были в моей ручной аптечке. Постепенно состояние пациента нормализовалось. Однако потом начались небольшие судороги в конечностях, но удалось справиться и с ними. В итоге все благополучно долетели до места назначения. Экипаж вызвал скорую помощь, а работники медицинской службы аэропорта приняли парня прямо у трапа и госпитализировали.
О парных случаях
Как сказал когда-то Марк Твен: «Мне повезло дважды – первый раз я когда родился, а второй раз, когда понял, зачем я это сделал, зачем пришел на этот свет». Так вот, закон парных случаев в нашей жизни тоже случается. Через пару дней аналогичный случай произошел в другом самолете, когда наша команда полетела через Москву домой. На регулярном рейсе «Москва – Краснодар» плохо почувствовал себя другой пассажир. И я снова стал единственным медиком на борту, оказал мужчине первую помощь.
Сначала, конечно, подумал, что меня просто кто-то разыгрывает, потому что ситуация была полностью идентичной. Опять спросили, есть ли среди пассажиров медик, снова почему-то из 400 с лишним человек не нашлось ни одного медработника кроме меня. Меня, кстати, потом это как-то постфактум напрягло. Думаю, наверное, что-то здесь не так. Видимо, просто люди недостаточно отзывчивые или не хотят каких-то других проблем, которые потом могут возникнуть. Потому что, будучи медработником, соглашаясь помочь добровольно, ты на себя берешь ответственность, независимо от того, каким будет результат.
Об ответственности
Авиакомпания в этот момент ответственность перекладывает на тебя. Таким образом, экипаж дистанцируется от всего. У них нет штатного медработника, тебя они также полностью «обезоружили», еще до посадки. На борт нельзя проносить ни шприцы, ни растворы, ничего такого, что могло помочь человеку в подобной ситуации. Конечно, я всегда беру с собой аптечку на борт с таблетками, но там нет всего того, что требуется при оказании экстренной помощи. Ведь спортсмены – молодые люди, там не будет антидиабетических средств, от гипертонии, других возрастных болезней… Возвращаясь к ответственности, во втором случае меня попросили заполнить протокол. Протокол-протоколом, в случае положительного решения вопроса проблем не будет. А если этот вопрос решился бы не положительно? Тогда этот протокол уже «подошьют» к другому протоколу соответствующих органов. Поэтому какой-то холодок был внутри, когда второму пассажиру помогал. Врачи всегда рискуют, даже когда пытаются спасти человека во внеслужебное время.
О помощи
Во втором случае столкнулся с россиянином иностранного происхождения, плохо говорящим по-русски. Мужчине из Пакистана, который давно живет в России, стало плохо. Когда я подошел, он сидел в дверном проеме между двух туалетов, босиком. Давление тоже было высокое, 180 на 120. Его беспокоила не головная боль, как у молодого человека в первом случае, а боль в шее, боли за грудиной, тяжесть.
Мы помогли ему и медикаментозно, и морально. В ход шла задушевная беседа, и су-джок терапия, и кислород, который всегда есть на борту самолета. Перед Ростовом экипаж уже хотел посадить самолет, чтобы передать мужчину медикам, но ему стало легче и такая необходимость исчезла. Было решено продолжать полет в Краснодар. Однако перед посадкой у него опять начало повышаться давление. Мы активно приводили спонтанного пациента в чувство. Он практически «сидел» на кислороде, давали ему препараты снижающие артериальное давление, успокаивающие центральную нервную систему и даже нашатырный спирт для угнетения рвотного рефлекса.
Уже после посадки он был госпитализирован. В больнице поставили ему гипертонический криз, как и я предполагал. Сейчас пациент чувствует себя получше, даже добавился ко мне в друзья в соцсетях, рассказал, что по моему настоянию сходил на прием к кардиологу. Ну и, конечно, теперь болеет за нашу команду.
О спорте
В «Армавире» я работаю второй год, но в спортивной медицине тружусь с 94-го. Опыта, наверное, более чем достаточно. Я работал в разных командах. И в «Ростсельмаше», и в «Локомотиве-Ростов» баскетбольном, и в «Ростов-Дон» (в женской команде), и в ХК «Кубань». В основном, моя работа – это неотложная помощь. Потому что травматизм в футболе хоть и невысокий, если взять ко всем остальным видам спорта, но все равно травмы случаются. Приходится отправлять игроков на оперативное лечение для восстановления.
Также при приеме на работу в футбольный клуб требуется участие врача. Спортсмены, претендующие на трудоустройство, проходят углубленное медицинское обследование. Врач назначает перечень, смотрит, какие есть хронические проблемы, какие острые проблемы у футболиста. Работа спортивного врача многогранная во всех отношениях. Мы определяем, что они должны есть, как должны работать и отдыхать. Это внешне кажется, что врач побежал с массажистом по полю с портфелем, дал понюхать футболисту нашатырь, похлопал по плечу, что-то сказал – и спортсмен опять вернулся в строй. Ну, на самом деле это только одна десятая часть айсберга, все остальное лежит «под водой».
О профессии
Как я стал врачом? Настояла моя мама. Она считала, что самая гуманная профессия в мире – это доктор. Я так не считал, но все пришло со временем. Я убедился, что интуиция мамы не обманула ни ее, ни меня. Через пару лет обучения пришла уверенность, что медицина – это действительно мое.»
