Ольга Орлова

О династии и родителях 

Мой отец Валерий Петрович Орлов ушел из жизни после долгой болезни (увы, рак выявили уже на последней стадии) совсем недавно – 4 сентября. Ему был 81 год. Но он прожил хорошую жизнь. Ведь наша школа, где я училась и работаю, построена была именно им! Раньше она располагалась в бывшем барском доме, где было холодно, не было никаких условий, все мерзли, а для него всегда было главное – это дети. Тогда папа был молодой, горячий и очень сильный человек. И, уже будучи директором, решил возвести новое здание школы. Ввязался в строительство. Своими руками он заготавливал для школы лес, валил деревья, во всем участвовал и все делал сам. Потом нашел бригаду плотников, которые вместе с ним построили это двухэтажное здание, сделал очень редкое для тех времен паровое отопление. То есть школа получилась нетиповая. Это было нечто! Тогда я училась уже в третьем классе. Помню, когда он строил эту школу, его вообще дома не было – все время на работе пропадал. Помню, как все дети были поражены после ее возведения, как мы бежали туда с радостью, как перестали мерзнуть зимами, а еще мы могли вместо валенок надевать туфельки! 

Когда закончила школу, папа не захотел, чтобы я стала учителем. До сих пор не понимаю почему. Он же так любил свою работу, был, как говорится, учителем от Бога. А как-то в разговоре со мной заявил, что это «очень нервотрепательное занятие». Я запомнила это его выражение. Еще он часто говорил, что должен был быть врачом. В этом заблуждении так и умер. Почему он так считал – осталось загадкой. 

Но я все-таки пошла по стопам родителей. Закончила Ярославский пединститут с красным дипломом, затем по распределению два года работала в соседней деревенской школе, а когда в моей школе появилось место учителя, сразу перешла сюда. Вот так и работаю здесь всю жизнь. И с юных лет я знала, что буду именно учителем, что это мое призвание. Даже в детстве я всех воспитывала и учила! Ах, бедный мой брат… Он младше меня на пять лет и был первой моей жертвой. Именно на нем я тренировалась, проводила с ним уроки, учила, а он все терпел! 

О переломе, поиске и психологии 

Учителем русского языка и литературы поначалу в нашей школе я поработала несколько лет, а потом мне предложили выучиться на психолога. И я согласилась, ведь именно в это время и произошел какой-то кризис в душе, переоценка ценностей, мне казалось, что моя работа никому не нужна. Почему? Как мне тогда показалось, ту чушь, которую я несла детям про Пастернака и других писателей, запрещенных в былые советские времена, не надо было нести. Я делала то, что не надо было делать. Ведь были среди моих учеников проблемные дети. И я, как учитель, была виновата и не права. Вы же помните, когда мы открывали изначально вот эту всю запрещенную литературу, классиков и будто заразились какой-то гордостью, надменностью – мол, мы разбираемся в этом, а вы нет. Мы умные, а вы кто? А дети это обиженно воспринимали. Я это остро чувствовала и занялась поиском смысла жизни. И переучилась на психолога. Но как психологу этот смысл мне не открылся, а открылся позже... 

Дело в том, что когда начала работать сугубо психологом в нашей школе, папа предложил мне оставить еще часы учителя русского языка. Я наотрез отказалась. Порвала с этим, можно сказать. И таким образом, как я сейчас говорю, просто дурака валяла. Потому что теперь на мой взгляд работа психологом – это «дурака валяние», и правильно, ведь все эти разговоры ни к чему не приводят. Хорошие психологи – это те, кто получил специальное образование, а не такие, как я, переученные. Это все равно, как в бочку что-то первое налить, она им пахнуть и будет всегда. Так и у меня случилось: я учитель, у меня другой подход к детям, и как психолог пользы не приносила. Поняла это, а вскоре родители моих учеников пришли к директору школы (папа тогда уже ушел на пенсию) и попросили, чтобы мне вернули уроки русского языка. 

Дали мне старшеклассников, которые были настоящие «тигры» (из 15 человек в классе – 10 парней). И вот именно тогда проповедуемые мной четыре года в школе и полученные на факультете психологии принципы о бережном отношении к ребенку понеслись крахом! Этим «тигрятам» надо было «намордник» одевать и заходить в класс с палкой: «Оп! Сели по тумбам!». Но именно эти мои «ученики-тигры» быстро меня воспитали. Уже через год я преподавала в школе только русский и литературу. Я поняла, что мне нужно добраться до детских душ только через литературу. То есть вернулась обратно. Да, мы отрекаемся вот так от каких-то принципов, которые в нас вложили родители, чтобы потом к ним прийти обратно. Весь тот уход из педагогики был приходом в нее, но уже очень осознанным и с пониманием, что это все мое! 

О трудностях и радостях сельского учителя 

Если честно, то трудностей в моей работе почти нет. Наоборот, я считаю, что сельский учитель находится в самых комфортных условиях. Начиная с того, что у него мало учеников, так сказать «штучная» работа, и заканчивая детской открытостью – той, какая есть у деревенских детишек. Вот у меня, например, сейчас восьмой класс, который веду с пятого. На днях на уроке литературы читаем параграф Радищева. Спрашиваю ребят – что вас удивляет в его жизни? Отвечают – все! Вот и радость! Ведь для того, чтобы что-то учить чему-то надо удивиться. Удивляйтесь стихам, удивляйтесь упругости стали, удивлялись всему, а мы удивляться перестали. Вообще, мое мнение такое: любая встреча с литературой, с искусством происходит с удивления. Надо удивляться! Наши дети очень открытые и доверчивые, неиспорченные. Поэтому у нас трудностей мало, не как в городских школах, где учителя в прокуратуру ходят из-за поведения и поступков учеников… 

Я называю свою работу так – курортно-санаторные условия. Почему? У меня в классе самое маленькое – это три ученика, самое большое – шесть. Одна моя подруга работает таким же учителем в городе Мышкин, иногда созваниваемся по вечерам, а она говорит: «Вот, 90 тетрадей на столе лежит, проверяю. Спать сегодня не буду…». А у меня три тетради лежит! А еще у меня была ученица единственная в 11-м классе, с ней мы по утрам занимались отдельно. 

Почему так мало детей у нас в селе? Увы, сейчас здесь нет работы, молодежь уезжает. Вот именно эти мои «тигры», которые стали впоследствии любимыми учениками и вернули меня в педагогику, после школы все уезжали с сожалением из села, они хотели остаться жить и работать здесь. Но негде... Нет фермерства, нет инициативы. Да, есть единицы предприимчивых людей, но они не решаются начать свое дело. Нет таких, кто бы хотел заниматься и осваивать свою родную землю. 

Отчего это зависит? Я думаю, от решимости. Ее нельзя привить, это личностное качество, вот такое, как было у моего отца, потому что он знал, что это его земля и переживал за свою родину. А вот наши молодые люди, подростки почему-то ждут, когда кто-то им поможет, протолкнет. И мысли, увы, нет у них, что мы сами. Живем здесь, честно говоря, будто после монголо-татарского нашествия. Нет никаких культурных мероприятий, дети также разобщены, как и все взрослые – телефон, интернет и все. Нет общего досуга. В деревне-то детей почти не остается. Люди у нас перестали быть хозяевами собственной земли, все ждем, что приедет барин и нас рассудит. 

А вот в других регионах совсем все по-другому. В этом году я ездила в Вологодскую область и жадно смотрела на паханные поля! Но почему у нас их нет?! Лес уже подходит к домам… Более десяти лет умирание такое идет. Врачей нет, фельдшеры только, а в районной больнице никаких специалистов нет. Будто нас на вымирание пускают. 

Что сделать, чтобы пошел процесс? Это, в первую очередь, облагородить земли, чтобы у людей появился стимул жить здесь и работать. Но, наверное, нам живется еще не достаточно плохо – у человека ответственность за свою жизнь появляется, когда у него или пан или пропал. Вот настанет голод, никто не поможет, может народ и пойдет пахать свою собственную землю! 

О себе 

Я искала смысл жизни, и я его нашла. Смыл его в том, в чем и был для наших предков – в православной вере. Я никогда не скучаю, прихожу домой и много еще работаю – читаю, молюсь, в храм хожу. Увы, своей семьи, кроме отца и мамы у меня нет. Так получилось, что никогда не была замужем и деток не родила. Жаль, что не встретился тот человек, который бы меня искренне полюбил. Живу своей работой. Наверное, в обычной от работы жизни я не умела заботиться о ком-то другом. И вот теперь я поставлена жизнью в ситуацию, когда человек просто не может без меня жить – это моя мама. Недавно у нее был инсульт, и я за ней ухаживаю. Теперь заново учусь любить людей. То, что я их всегда любила, это так. Но все же это относилось больше к красивым словам. А сейчас, когда отец умер, и мама болеет, все происходит на деле. 

О конкурсе 

Поучаствовать в конкурсе «Сельский учитель в большой России» согласилась по просьбе нашего школьного завуча. Я поняла, что мне нужно было подвести какой-то итог и успеть сказать отцу, что он для меня сделал! Всего на конкурс было представлено 802 работы из 74 регионов России. Мы писали творческую работу – эссе на предложенные темы: «Я — сельский учитель», «Мой урок: заметки сельского учителя», «Сельская школа в России: вчера, сегодня, завтра». Конкурсная комиссия, в состав которой входят представители Общероссийского Профсоюза образования, определила 30 победителей. Среди них оказалась и я. 

Но когда узнала, что вошла в число победителей, мне уже было не до этого, потому что именно тогда узнала, что у отца рак последней стадии. Единственное, о чем подумала тогда: что значат все эти конкурсы в сравнении с главным – самой жизнью. И главный для меня пример – это жизнь моих родителей, отдавших себя педагогике и своим ученикам, простым сельским ребятишкам. Вот я и продолжаю нашу династию, пытаясь детям привить любовь к своему родному краю.»