Например, пока мы еще не зашли в палату, нам рассказали, что вот тот ребенок находится на искусственном питании и наотрез отказывается есть. Тогда мы разыгрываем сценку, где один клоун капризничает и не хочет кушать, а другой показывает, что кушать – это на самом деле здорово!
Или, например, в ожоговом отделении ребенок отмокает в растворе марганцовки, а потом с него снимают обожженную кожу. Это очень болезненный процесс. Как успокоить малыша, чтобы он отвлекся от боли? Когда он начинает кричать, ты начинаешь кричать с ним на той же громкости, а потом медленно понижаешь ее, и он невольно повторяет вслед за тобой. Или, когда ему делают процедуру, в раскрытую дверь заглядывает обезьянья голова. Куклы у нас настолько реалистичные, что врачи и родители, которые лежат вместе с детьми, нередко интересуются: вы что, настоящую обезьяну с собой берете? Конечно, особенно, учитывая через какой карантин и дезинфекцию мы проходим каждый раз!
Иногда бывает достаточно даже того, что ребенок лежит на процедуре и вдруг видит через открытую дверь, как по коридору идет клоун и внезапно шлепается на пол. Ему уже весело. Главное вывести маленького пациента на эмоцию. Иногда мы встречаемся с откровенной агрессией. Но это хорошо! С этого и можно начинать работу. Лучше так, чем если бы он замкнулся в самом себе.
О медперсонале
Я, кстати, заметила, что настроение детей в отделении очень часто зависит от того, с какими эмоциями подходит к своей работе заведующий отделением. Например, лично я начинала с ожогового. И там заведующий был очень душевный, довольно скоро мы все начали обниматься и стали «родненькими». И дети там более активные. В ожоговое, в своей массе, попадают ребята из неблагополучных семей, где за ними толком не присматривают, да и условия далеки от идеальных – вот и получается, что дети увечат себя. И эти ребята могли позволить себе как-то цинично пошутить над нами, например, поинтересоваться: «Вы что, укуренные что ли?». Или запустить чем-нибудь. Я уже говорила, что мы нередко вызываем агрессию на себя, но у всего есть рамки. Например, срывать красный нос с клоуна и рвать на нем одежду – нельзя. Когда это происходит, ты просто отводишь маленького хулигана в сторонку, и серьезно объясняешь, что ты – тоже человек. И с тобой так обращаться не нужно...
Ну, так вот, напротив, в онкологическом отделении царила совсем иная атмосфера. Там и заведующий ходил очень серьезный и озабоченный, и дети – как один с потухшими глазами. Раскачать их удалось нелегко, но все-таки получилось. Как правило, перед тем как зайти в палату мы интересуемся у персонала, у кого из детей какие проблемы. Но первоначально с нами не особо хотели идти на контакт. Тогда ты просто заходишь в палату и по игрушкам, книжкам или тому, какой мультик крутят по видео, понимаешь что нравится тому или иному ребенку. На самом деле 80% нашей работы – это импровизация. Например, когда была Олимпиада, о чем просто невозможно было не знать, мы устроили ребятам свою Олимпиаду – веселые, немного дурашливые соревнования, где не нужно было особенно напрягаться.
Впоследствии в той же онкологии мы нашли контакт и с завотделением, и с местным психологом. Как-то последняя сообщила нам, что у девочки из удаленного от Казани района – день рождения, и она очень хотела отметить его дома, но ребенка не отпустили. Естественно, у нее депрессия. Психолог выяснила, что маленькая пациентка любит, чтобы на ее день рождения шел снег. Мы все поняли: приехали, нарядили ее как снежную королеву и устроили самый настоящий снегопад, пусть из бумаги и блесток, но зато как она весело смеялась!
О защите
В нашей работе есть четкое понимание того, что красный нос, костюм, имя – это своего рода амуниция, «защита», снимая которую, ты «снимаешь» все, что видел в больничной палате и не берешь это в остальную свою жизнь. Я помню свой первый выход в палату. Мы как раз были в ожоговом отделении. И там лежал мальчик, у которого настолько сильно обгорела грудь, что даже были видны внутренние органы. Причем, дети реагировали на это, как на что-то само собой разумеющееся. Что и правильно, потому, что когда ты как-то акцентируешь внимание ребенка на его проблеме, говоришь: «Ой, что это у тебя!», делаешь круглые глаза, то не даешь ему шанса выйти из этого состояния, забыть о своей проблеме. Хотя бы на время.
Помню, что у моей напарницы тогда случилось классическое «залипание», она и сделать ничего толком не смогла, и рта ни открыла, работать пришлось самой. И только после, вернувшись в комнатку, где мы обычно переодеваемся, я осознала, что же все-таки увидела там…
О Фросе
Мой образ – эдакая энергичная простушка в фольклорном костюме по имени Фрося. На самом деле – это часть меня, моя суть. Сама я приехала в Казань из небольшого городка Вятские поляны, все детство танцевала в русском народном ансамбле. Кстати, свой наряд получила совершенно случайно. Одна девочка из Екатеринбурга, которая училась на дизайнера, написала нам о том, что защитилась по теме «костюм для больничных клоунов». И прислала три свои работы, одна из которых была выполнена в русском стиле. Увидев костюм, я четко поняла, что он сделан как раз для меня!
Такой же подход и других ребят: есть у нас молодой человек, который работает под псевдонимом Жюль. Во-первых, ему нравится все французское, во-вторых, он большой поклонник Остапа Бендера, жуликоватость которого ему крайне импонирует, отсюда и знаменитый бендеровский шарф, как неизменный атрибут его образа.
О нас
Народ у нас подобрался абсолютно разношерстный: два психолога, один педагог, который когда-то работал аниматором, будущий дизайнер, нянечка, режиссеры, актер… Трое парней, остальные девушки. Женщин всегда было больше в нашем коллективе, наверное потому, что мы занимаемся с детьми. Помню, после того, как молодой человек и девушка, работавшие у нас на первом этапе, нашли друг друга и поженились, после чего ушли, мы объявили о наборе парней, но женщины все равно приходили, и некоторых мы взяли в свой коллектив.
Первый год мы занимались своим делом бесплатно, так проверялась наша мотивация, потом стали платить. Конечно, не так много, чтобы прекратить это дело в основную профессию. И здесь уже пришлось искать спонсоров, что входит и в мою часть работы. Очень много помогает Москва, причем не только финансово, но и организацией тренингов, банальным общением. Я уже говорила, что все мы – больничные клоуны, как одна семья. И заражаясь энтузиазмом своих коллег, ты одеваешь красный нос и снова идешь к детям в больничную палату.»
